Когда наступит прошлый год [litres] - Филип Дик

Его переполняла злость, мысли путались.

«Я не только не прощу, но и сделаю все, чтобы тебя не вылечили, — подумал он. — Единственной целью моей жизни теперь будет месть. Даже в большей степени, чем мое собственное выздоровление».

Он питал к Кэти чистую, ничем не замутненную ненависть. Да, подобное поведение было для нее типичным. Такова оказалась его жена. Именно потому он пытался от нее сбежать.

— Мы теперь в одной лодке, — заявила Кэти.

Эрик как можно спокойнее направился к выходу. Он шаг за шагом обходил столы и людей, оставив Кэти одну.

Ему это почти удалось.

Все вернулось. Но совсем по-другому. По-новому. Не так.

Дон Фестенбург, сидевший напротив Эрика, устроился поудобнее и сказал:

— Вам повезло. Но давайте я лучше объясню. Посмотрите на календарь. — Он подтолкнул по столу в сторону доктора какой-то бронзовый предмет. — Вы переместились во времени на год с небольшим, причем вперед. — Эрик вытаращил глаза, пытаясь разглядеть замысловато выгравированные надписи. — Сегодня семнадцатое июня две тысячи пятьдесят шестого года. Вы — один из немногочисленных счастливцев, на которых наркотик действует именно так. Большинство отправляется в прошлое и начинает творить альтернативные миры. Знаете, они пытаются играть в бога, пока в конце концов напрочь не разрушат себе нервную систему, после чего не способны ни к чему, кроме случайных судорог.

Эрик пытался придумать, что бы умное сказать в ответ, но безуспешно.

— Не мучайтесь, — бросил Фестенбург, видя его усилия. — Говорить буду я. Вы задержитесь здесь всего на несколько минут, так что придется быть кратким. Год назад, когда вы приняли в кафе йот-йот-сто восемьдесят, мне повезло. Я оказался свидетелем случившегося. У вашей жены началась истерика, а вы, естественно, исчезли. Ее забрала служба безопасности. Она призналась в своей наркотической зависимости и в том, что сделала.

Эрик машинально кивнул. Комната опустилась и вновь поднялась перед его глазами.

— Что, вы чувствуете себя лучше? Кстати, Кэти уже вылечили, но не будем об этом. Это не имеет особого значения.

— А что с…

— Да, с вашей проблемой. С зависимостью. Тогда, год назад, от нее не было лекарства. Но вам приятно будет услышать, что теперь оно существует. Его создали пару месяцев назад, и я специально ждал здесь вас. Мы уже столько знаем о йот-йот-сто восемьдесят, что я сумел рассчитать с точностью почти до минуты, когда вы тут появитесь. — Фестенбург полез в карман помятого пиджака и достал стеклянную бутылочку. — Вот противоядие, которое теперь производит филиал корпорации. Хотите? Если бы вы сейчас приняли двадцать миллиграммов, то освободились бы от зависимости даже после возвращения в свое время. — Он улыбнулся, и его желтоватое лицо неестественно сморщилось. — Но есть одна проблема.

— Как идет война? — спросил Эрик.

— Какое это имеет значение? — неодобрительно ответил Фестенбург. — Господи, Свитсент, ваша жизнь спрятана в этой бутылочке. Вы понятия не имеете, что означает зависимость от этого наркотика!

— Молинари все еще жив?

— У него всего несколько минут, а он хочет знать, каково состояние здоровья Моля. — Фестенбург наклонился к Эрику, выпятив губы на опухшем лице. — Послушайте, доктор, я хочу заключить одну сделку. Взамен за те таблетки прошу удивительно немногого. Соглашайтесь! Если вы не излечитесь и еще раз примете наркотик, то перенесетесь в будущее на десять лет. Это будет уже слишком поздно, чересчур далеко.

— Слишком поздно для вас, но не для меня, — сказал Эрик. — Лекарство никуда не денется.

— Вы даже не спрашиваете, чего я хочу взамен?

— Нет.

— Почему?

Свитсент пожал плечами.

— Потому что вы пытаетесь на меня давить, а я этим сыт по горло. Попробую справиться с наркотиком и без вас.

Ему хватало самого факта, что какое-то лекарство вообще существует. Доктор считал, что можно не беспокоиться и поступать по своему усмотрению.

— Естественно, лучше всего было бы принимать наркотик так часто, как позволяет физиология, и отправляться каждый раз все дальше в будущее. Потом, когда разрушительное воздействие станет чересчур велико…

— Даже один прием наркотика вызывает необратимые повреждения мозга, — сквозь зубы проговорил Фестенбург. — Вы, чертов придурок, уже и так приняли слишком большую дозу. Видели свою жену? Хотите довести себя до такого же состояния?

— Да, — немного подумав, ответил Эрик. — Взамен на то, что станет мне известно. Если я приму наркотик дважды, то узнаю исход войны. Пусть он окажется неблагоприятным, но, может быть, я сумею посоветовать Молинари, как этого избежать. Что в сравнении с этим значит мое здоровье?

Доктор замолчал. Все это казалось ему очевидным. Спорить было не о чем. Эрик просто сидел и ждал, пока закончится действие наркотика и он вернется в свое время.

Фестенбург открыл бутылочку, высыпал белые таблетки на стол, тут же сбросил их на пол и раздавил каблуком.

— Вам не приходило в голову, что за десять лет война может настолько разрушить Землю, что филиал корпорации уже не сможет поставлять противоядие? — спросил он.

Эрик даже не думал о подобном варианте развития событий, однако сумел ничем этого не показать.

— Посмотрим, — буркнул он.

— Должен признаться, что о будущем я ничего не знаю. Однако о вашем прошлом, о минувшем годе мне известно все. — Дон достал гомеогазету и развернул ее на столе перед Эриком. — Полгода после вашей встречи в кафе Белого дома. Это вас наверняка заинтересует.

Эрик внимательно пригляделся к статье на первой полосе и заголовку.

«Свитсент арестован службой безопасности по обвинению в организации заговора врачей против Дональда Фестенбурга, исполняющего обязанности Генерального секретаря ООН».

Неожиданно Фестенбург вырвал у него газету, смял и бросил за спину.

— Я не скажу вам, что стало с Молинари. Выясняйте сами, раз вас не интересует разумная договоренность со мной.

— У вас был целый год, чтобы напечатать поддельный номер «Таймса», — помолчав, сказал Эрик. — Кажется, что-то подобное уже случалось в политической истории. Иосиф Сталин поступил так с Лениным в последний год его жизни. Он приказал напечатать полностью фальшивый номер «Правды» и дал его Ленину, который…

— А мой мундир? — злобно прервал его Фестенбург, лицо которого побагровело так, будто сейчас взорвется. — Посмотрите на мои погоны!

— Почему бы и им не быть поддельными? Я не говорю, что это так, как и о том, что гомеогазета — фальшивка. — В подобном состоянии Эрик вообще не мог быть ни в чем уверен. — Я хочу только сказать, что они могут быть поддельными, а этого достаточно, чтобы вам не доверять.